Южнодунайские диалекты румынского языка

ВВЕДЕНИЕ

  Предметом данной работы является исследование языков арумын, мегленорумын и истрорумын, объединенных в рамках румынской диалектологии в разделе “южнодунайской диалектологии” . Цель работы - представить комплекс проблем, возникающих в связи с рассмотрением вышеперечисленных лингвистических единств. Носители вышеперечисленных языков проживают в виде изолированных этнических “островков” на территориях вне Румынии (в Албании, Греции, Болгарии, республиках бывшей Югославии и Италии) . Традиционно наречия арумын, мегленорумын и истрорумын считаются румынскими диалектами. Задачей данной работы является постановка вопроса о правомерности подобного подхода к рассмотрению статуса этих лингвистических комплексов.

Работа состоит из трех частей. Первая часть посвящена анализу различных точек зрения на происхождение языков арумын, мегленорумын и истрорумын. Проблема происхождения южнодунайских романских наречий тесно связана с этапами развития балканской латыни и процессом формирования румынского языка. Кроме того, правильный подход к рассмотрению этого нелегкого и далекого от своего окончательного разрешения вопроса определяет и тактику в изучении наречий, являющихся предметом данной работы.

Вторая часть работы представляет собой рассуждения о статусе “языков-диалектов “арумынского, мегленорумынского и истрорумынского населения. Работа продолжает дискуссию, начатую по поводу особого положения южнодунайских наречий в рамках отношений “язык-диалект” румынским лингвистом А. Грауром. Граур первым указал в своей работе “Общая лингвистика” на неправомочность ограничения вопросов, связанных с “южнодунайскими румынскими диалектами” , рамками румынской диалектологии.

Наконец, третья часть представляет собой описание современного положения рассматриваемых наречий. Анализ фонетической, морфологической, синтаксической и лексической структуры проведен на основе сравнительно-сопоставительного метода. Языки арумын, мегленорумын и истрорумын описываются в сопоставлении между собой и по отношению к румынскому языку в целом, с целью выявить индивидуальные особенности каждого из них, а также черты, объединяющие их между собой и с румынским языком, в комплексе с которым все эти три наречия составляют балканороманский языковой ареал.

1. ФОРМИРОВАНИЕ РУМЫНСКИХ ДИАЛЕКТОВ

Проблема формирования 4-х румынских диалектов: дакорумынского, арумынского, мегленорумынского и истрорумынского, широко обсуждается в румынской лингвистике. Для решения данной проблемы и получения ответов на многочисленные вопросы, с ней связанные, необходимо изучение исторических, археологических и лингвистических данных в комплексе. Однако с уверенностью можно сказать, что несмотря на многочисленные исследования, предпринятые в этой области, до сих пор проблема формирования четырех групп румын и междиалектальных отношений этих говоров остается открытой и далекой от своего окончательного разрешения.

Ясно, что румынский народ образовался как следствие процесса романизации автохтонного трако-гето-дакийского населения Карпато-Дунайского региона, сведения об этнографии и языке которого практически отсутствуют. Что касается формирования румынского языка, то он выделился из народной латыни, распространившейся в восточной части Римской империи. Романский характер румынского языка не подвергается сомнению и обнаруживается на всех языковых уровнях: в фонологии, морфологии, составе основного лексического фонда, грамматике. В процессе своей эволюции румынский язык взаимодействовал с другими, не романскими, языками, и вследствие этого контакта румынского народа с другими народами обогатился иностранными элементами, главное место среди которых принадлежит славянскому элементу.

Говоря о происхождении румынских диалектов, следует отметить, что эта проблема тесно связана с формированием румынского народа и языка в целом. Принимая во внимание тесную связь между языком и народом, на нем говорящем, лингвистика предоставляет историкам ценные для понимании истории того или иного народа сведения, связанные с эпохой начала его формирования, дополняя, таким образом, те немногочисленные исторические документы, дошедшие до нас из глубины веков. Лингвистические особенности, свойственные всем 4-м румынским диалектам и противопоставляющие румынский язык в целом другим романским языкам, а также характерные особенности каждого или нескольких из этих диалектов, отличающие их от остальных, рассматриваются учеными в качестве материала для разрешения проблемы возникновения румынского языка и народа.

Два принципиальных аспекта этой проблемы представляют особый интерес в силу своей важности и неокончательной решенности: это эпоха и территория формирования румынского языка и народа.

Формирование румынского языка и народа представляет собой длительный процесс, проходивший на протяжении многих веков. Переход от дунайской латыни к румынскому языку протекал постепенно, путем последовательной аккумуляции изменений, возникающих по внутренних эволюционным законам языка, а также под воздействием внешних, иностранных элементов нелатинской качественной структуры.

Время формирования румынского языка и народа ограничивается разными учеными (историками, археологами, лингвистами) различными пределами. Говоря о процессе формирования румынского народа, историки выделяют два этапа: период с I по VII века и с VII по IX века. Что же касается момента перехода дунайской латыни в романское наречие (румынский язык) , лингвисты в основном называют VIII век, т.е. период до начала интенсивного славянского влияния. Анализируя данные хронологии различных фонетических процессов в славянском языке, и сравнивая их с характером славянских элементов, наличествующих в румынском языке, ученые-лингвисты: С. Пушкариу, Т. Капидан, А. Филиппиде, А. Росетти, Д. Макря и другие, сходятся во мнении об отнесении начала славянского влияния к IX - X векам, т.е. периоду усиления отношений между румынами и славянами. Таким образом, можно говорить о том, что уже к IX веку румынский язык обрел свой индивидуальный по отношению к балканской латыни облик.

Первое историческое свидетельство о румынах, названных своим этническим именем “влахи” , принадлежит византийскому историку Кедреносу и относится к 976 году.

Проблема определения территории, на которой формировались румынский народ и румынский язык, представляется более сложной и неоднозначной в своем решении. В науке высказывались различные точки зрения по этому вопросу: 1) формирование румынского языка и народа происходило исключительно на территории к северу от Дуная; 2) формирование румынского языка и народа происходило исключительно к югу от Дуная; 3) формирование румынского языка и народа происходило как к северу, так и к югу от Дуная.

Теория формирования румынского языка и народа только на территории к северу от Дуная в связи с недостаточностью фактов, ее подтверждающих, не нашла поддержки в среде ученых, и в следствии недостаточной обоснованности была отвергнута. Теория формирования румынского языка и народа исключительно на территории к югу от Дуная (так называемая “миграционная” теория или “теория Реслера” ) , известная в нескольких вариантах, различающихся конкретным местом формирования языка и народа, была также признана научно необоснованной. Напротив, теория формирования румынского языка и народа на дако-мезийской территории, т.е. на территории к северу и югу от Дуная, подтверждается многочисленными археологическими, историческими данными, лингвистическими и социальными реалиями, и на основании этого находит наибольшее количество сторонников. По этой теории румынский язык, продолжающий латынь, и румынский народ, потомок романизованного населения придунайской части Римской империи, сформировался на севере (Дакия) и на юге Дуная (Мезия) , где в начале первого тысячелетия нашей эры, вследствие римских завоеваний, происходил процесс романизации и проживало латинское население. Продолжение романского элемента в Дакии, как “единственное научное объяснение присутствия румын на севере Дуная” , поддерживается современными румынскими историками и лингвистами, а также многими зарубежными учеными. В том же аспекте рассматривается и проблема образования румынских диалектов.

Наконец остановимся на последнем вопросе, необходимом для понимания проблемы в целом - проблеме общерумынского праязыка.

Очевидная близость четырех диалектов, проявляющаяся на всех уровнях языка, приводит к выводу о допустимости существования некоторой этнолингвистической и географической общности предков современных румын с право- и левобережья Дуная. Этот гипотетический язык, на котором возможно говорило в эпоху единства население Балканского полуострова на известной территории, называется лингвистами romana comuna (romana ptimitiva, romana primitiva comuna, straromana, protoromana) . Существование единого румынского языка поддерживается большинством лингвистов и частью историков.

Территория, на которой был распространен общерумынский язык (romana comuna) , совпадает с территорией формирования румынского языка и народа. Она охватывает дако-мезийские поселения на левом и правом берегах Дуная, на Балканах и в Северных Карпатах. В качестве северной границы данной территории называется Поролиссум (современный Мойград, район Сэлажа) . Южной и юго-западной границей считается так называемая линия Жиречека или, по другим определениям, изоглосса st, zd.

Чешский историк Константин Жиречек (1854-1917) , известный своими работами по истории народов Балканского полуострова, на основании изучения надписей, условной линией, носящей его имя, разделил полуостров на две зоны: зону греческого влияния и зону латинского влияния. Румынский язык, как язык романский, и румынский народ, как потомок романизованного населения, могли сформироваться только на территории распространения латыни. Эта территория расположена на севере от линии Жиречека, проходящей по хребту Балканских гор.

Изоглосса st, zd зафиксирована Е. Петровичем и в основном совпадает с границей Болгарии и Югославии. Древнеславянские элементы, присутствующие в румынском языке, имеют болгарские черты, среди которых эволюция древнеславянских групп *tj и *dj в st, zd : болг. prasta (серб. praca ) - друм. prastie , арум. praste , и. рум. prast’e ; болг. grazd - друм. grajd . Этот факт можно было бы признать аргументом в пользу того, что все ветви румын формировались на территории к востоку от данной изоглоссы и к северу от линии Жиречека.

Общерумынский язык (romana comuna) , несмотря на общность для всех четырех ветвей румын, имел, вероятно, диалектальный характер, что можно заключить на основании значительности тех диалектальных расхождений, которые обнаруживают четыре основных современных румынских диалекта. Данный факт в свою очередь мог бы служить подтверждением того, что румынский этнос формировался на достаточно обширной территории, т.к. дифференциация языка происходит при условии ограниченной по тем или иным причинам контактности населения, на нем говорящего.

Период существования единого прарумынского языка начался, по мнению некоторых исследователей, в VI - VII веке, по мнению других - в VIII веке, и продолжался до IX - X веков. В X же веке, по мнению всех исследователей, уже произошло распадение древнерумынской языковой общности на отдельные группы, присутствие одной из которых и фиксирует Кедренос в 976 году под именем “влахи” .

Проблема происхождения арумын вызывает среди ученых меньше разногласий, чем происхождение других групп румын. Сегодня историки и лингвисты почти единогласно сходятся во мнении, что арумыны являются потомками древнего романизованного населения Мезии.

Присутствие в языке арумын и дакорумын идентичных по форме и значению древнегреческих элементов, элементов, общих с албанским языком, а также древнеславянских элементов, приводит к выводу о том, что арумыны находились в контакте с дакорумынами. Причем какое-либо единство этих двух групп румын может быть признано только если допустить, что предки арумын до IX - X веков проживали на северо-востоке Балканского полуострова и не являются автохтонным населением на территории настоящего проживания. Эта гипотеза подтверждается и линией Жиречека. Арумыны могли сформироваться только на романизованной территории, т.е. севернее линии Жиречека. Если признать арумынское население автохтонным на месте настоящего проживания, невозможно будет объяснить тот факт, что, проживая на территориях, значительно отдаленных друг от друга, арумыны и дакорумыны носят одинаковое этническое имя и говорят на столь близких языках (имея в виду идентичную структуру латинского элемента, сходные эволюционные процессы, общие древние лексические заимствования (греческие и славянские) , а также лексику, общую с албанским, т. е происходящую из единого трако-дакийского субстрата) .

Румынский лингвист Т. Капидан, поддерживая идею генезиса большей части арумын на севере Балканского полуострова, считает все же возможной автохтонность некоторой части арумынского населения, в основном населения Пинда, на местах современного проживания. Выдвигая эту идею он опирается на существование некоторых топонимических названий, в которых присутствуют фонетические явления, встречающиеся только в латинских элементах румынского языка (интрвокальный l > r , начальный v > b ; o в назальной позиции > u ) : Saruna (название города Салоники) < Salona, Baiasa (название реки на Пинде) < Vavisa и Lasun (название местности на Пинде) (ср. греч. Elason , Elasona ) . Но сам ученый признает, что “у нас нет достаточных данных для уверенного доказательства нахождения исторической родины арумын на юге Балканского полуострова. Исторические факты, а также эволюция языка, говорят о перемещении арумын с севера.” Не исключая возможности сохранения на Пинде каких-либо “остатков исконного романизованного элемента” , Капидан замечает, что для полного подтверждения существования непрерывности романского элемента на данной территории необходимы дополнительные факты. Позднее, оставив свою неуверенность, Капидан решительно возвращается к своей идее об автохтонности арумын на Пинде, не подтверждая ее какими-либо дополнительными аргументами.

О перемещении арумын с севера Балканского полуострова говорят и исторические источники. Византийский историк Кекауменос (XI век) дает следующую историческую справку в своем труде: “Они (арумыны с Пинда) - те самые даки и бессы, которые сначала проживали вблизи Дуная и реки Сау, называемой теперь Сава, и где сейчас живут сербы... Сбежав оттуда, они расселились по всему Эпиру и Македонии, в большинстве своем осев в Элладе.” Отдавая долг ценности исторических сведений, предоставленных нам Кекауменосом, к мнению средневекового историка относительно нахождения исторической родиной арумын в дунайских регионах Балканского полуострова следует все же относиться критически.

Начиная с X-го века и на протяжении всего периода Средних Веков указания на присутствие арумын на севере Балканского полуострова встречаются все чаще и чаще как в византийских хрониках и исторических трудах, так и в описаниях путешествий по Греции и Придунайским территориям.

Первым определенным упоминанием об арумынах является свидетельство византийского историографа Кедреноса, относящееся к 976 году. Оно связано с убийством влахами в местечке, названном “Стежарий Фрумош” , расположенном между Касторией и оз. Преспа, на севере Греции, одного из четырех сыновей македонского правителя Шишмана, Давида.

К концу X-го века косвенно можно отнести и другое свидетельство об арумынах: анонимный автор XII века сообщает, что его внук, некий Никулица, получил от императора “власть над влахами из Эллады” .

Одиннадцатым веком датируются два исторических свидетельства. Первое, относящееся к 1019 году, говорит о переходе всех влахов Македонии под юрисдикцию императора Василия Второго. Второе свидетельство представляет собой особый интерес и приписывается Кекауменосу. Известный византийский историограф XII-го века уделяет влахам много места в своем трактате по стратегии. Кроме указания на перемещение арумын с севера Балканского полуострова, о котором упоминалось выше, он рассказывыает о восстании румын с Пинда в 1066 году под руководством Никулицы, “властителя и головы влахов” .

В следующем веке (1105 год) , в связи с конфликтом арумын с монахами, в который по просьбе Константинопольского патриарха вынужден был вмешаться император Алексей Комненул, зафиксировано присутствие арумын на полуострове Калхида.

Тем же XII-м веком (1170 год) датируются свидетельства путешественника Вениамина из Туделы, который ссылается на существование некоей Влахии, “население которой занимает территорию по Пинду, но само называет себя влахами” .

С XIII века начинают встречаться упоминания, ясно свидетельствующие о создании некоторых государственных образований арумын в Греции. Во многих документах говорится о “Великой Влахии” и “Малой Влахии” , расположенных в Этиолии и Акарнании, а также о “Верхней Влахии” на северо-востоке Эпира. Все эти данные говорят о многочисленности арумын в районе Пинда.

Об арумынах говорит и истоториограф султана пятнадцатого века Лаоник Халкокондил, отмечающий явное и близкое родство арумын с дакорумынами.

В старой румынской историографии арумыны упоминаются сначала Стольником Константином Кантакузино, а затем Дмитрием Кантемиром. Стоит отметить, что эти авторы, подобно Халкокондилу, констатируют лингвистическую и этническую идентичность арумын с дакорумынами, подчеркивают единство румын с севера и юга Дуная. В современной историографии арумыны стали известны благодаря замечательному немецкому историку Johann Thunmann (Untersuchungen uber die Geschichte der ostlichen europaischen Volker, Leipzig, 1774) , опубликовавшему первый арумынский текст.

Высказывались и другие мнения о происхождении арумын. П. Майор и Б. П. Хашдеу, например, говорят о северно-дунайском происхождении этой ветви румын и об их переселении из Дакии.

Странной и абсолютно неаргументированной является теория греческого происхождения арумын, выдвинутая А. Д. Керамопулусом. Отсутствие научной базы и явный тенденциозный характер этой теории были компетентно продемонстрированы Т. Капиданом в книге Originea macedoromanilor. Raspuns d-lui la Academia greaca din Atena, referitor la originea greaca a macedoromanilor, Bucuresti, 1939.

Несмотря на довольно позднее открытие мегленорумын в лингвистике, они представляют большой интерес с научной точки зрения. Проблема происхождения арумын вызвала живую полемику среди ученых и остается неокончательно решенной. Две основных и противопоставленных друг другу концепции по данному вопросу принадлежат румынским лингвистам О. Денсусяну и С. Пушкариу. Теория последнего была поддержана и расширенна в работах Т. Капидана.

Перед тем как перейти к характеристике этих теорий, необходимо отметить, что мегленорумыны были открыты для науки немецким лингвистом Г. Вейгандом, который впервые указал, что их язык представляет собой отдельный диалект в рамках румынского единства. Он высказал два мнения по этому вопросу. Во-первых, немецкий романист высказал идею о том, что мегленорумыны являются потомками влахов, которые вместе с болгарами в конце XII-го века основали влахо-болгарское государство. Затем он воспринял идею Жиречека, по которой мегленорумыны якобы являются потомками печенегов, переселенных в Меглен византийским императором Алексеем Комненулом после 1901 года, а впоследствии романизованных. Такая романизация могла произойти только при условии многочисленности румын. В концепции Вейганда эти две идеи не противоречат друг другу, но взаимодополняют одна другую: влахи, которые денационализировали печенегов могли быть предками современных мегленорумын, потомков тех влахов, которые образовали влахо-болгарское государство конца XII-го века.

О. Денсусяну рассматривал язык мегленорумын в качестве дакорумынского поддиалекта. Это подчинение мегленорумынского дакорумынскому диалекту находится в соответствии с его гипотезой о том, что мегленорумыны представляют собой “древнюю дакорумынскую колонию на македонорумынской территории” . Таким образом, по мнению этого лингвиста, мегленорумыны имеют северодунайское происхождение. Аргументацию своей теории Денсусяну осуществляет опираясь исключительно на данные лингвистического анализа, а именно на основании серии совпадений между мегленорумынским и дакорумынским диалектами, которые противопоставляют их арумынскому. Вот некоторые из таких совпадений: - сохранение дифтонга au : мгл. dauk - друм. adaug (арум. adaugu ) ; - эволюция губного d в z в лексике латинского происхождения: мгл. uzoi - друм. auzii (арум. dz: avdzii ) ; - эволюция i и d в j в лексике латинского происхождения: мгл. zoc , zut - друм. joc, ajut (в арум. dz: adzok, adzut ) : - сохранение в мегленорумынском губных p, b, v, m перед i, как в большинстве случаев в дакорумынском в противоположность арумынской палатализации в подобном случае: мгл. per, pert; bine, zber; vin , vis; durmire , mik - друм. pier, pierd; bine, zbier; vin, vis; durmire, mic (арум. k’er, k’erdu ; g’ine, zg’er; yin, yis; durn’ire, n’ik ) ; - наличие вокатива на -ule в мегленорумынском и дакорумынском и отсутствие такового в арумынском: мгл. lupuli - друм. lupule ; - аналогичность структуры числительного “20” в мегленорумынском и дакорумынском, отличающейся от арумынского: мгл. daozots - друм. douazeci (арум. yingits ) и т.п.

Кроме того, существует значительное количество слов, общих для мегленорумынского и дакорумынского и не встречающихся в других диалектах:

Сопоставление мегленорумынского с другими диалектами приводит Денсусяну к выводу о том, что язык мегленорумын “близок дакорумынскому и в некоторых случаях истрорумынскому” . На основании этого он полагает, что мегленорумынский “скорее всего представляет собой диалект дакорумынского, чем арумынского, другими словами дакорумынское наречие, перенесенное на юг македонорумынской территории.”

Вернувшись к теме происхождения мегленорумын спустя почти двадцать пять лет, в связи с рецензированием монографии Т. Капидана, посвященной этому диалекту и населению, на нем говорящему, О. Денсусяну подтверждает свою идею в новой форме: “... Фундаментальные элементы этого говора отсылают нас к дакорумынскому - речь идет не о мелких сходствах и формальной близости двух наречий... но о целом ряде особенностей, указывающих на идентичный основной фонд, на явное единство развития до определенной эпохи. Ничто не противоречит тому, чтобы мы рассматривали мегленитское наречие иначе, как язык группы дакорумын, отделившихся от основной части румынского населения” .

Больше того, О. Денсусяну дополняет свою теорию новыми деталями и аргументами. К совпадениям, названным ранее, он добавляет еще два, придавая им особое значение: мгл. scant, “scaun” - друм. sca(u) nt “scaun ” , мгл. aric “curte” (<arie+-ic) - друм. arie “curte” . Оба слова употребляются в дакорумынском в Бихоре. Ученый выдвигает предположение о происхождении мегленорумын из Бихора. Причиной перемещения мегленитов с запада дакорумынской территории могло быть, как и в случае с истрорумынами, проникновение венгров на восток. Однако мы не находим в языке мегленорумын элементов венгерского происхождения, хотя их миграция на юг относится к X-му или XI-му векам. На основании лингвистических особенностей Денсусяну полагает, что эмиграция на юг происходила через Банат.

Теория О. Денсусяну относительно происхождения мегленорумын не нашла своих сторонников. Против нее выступили Т. Капидан и А. Прокопович, которые указали на слабые места а аргументациях Денсусяну. Многие из совпадений, рассмотренных им, являются в действительности параллельными новообразованиями, чаще всего достаточно поздними. Кроме того, если, опираясь на наличие здесь слова scand, в истрорумынском skant, а в мегленорумынском skant, считать исторорумын и мегленорумын потомками дакорумын из Бихора, как объяснить отсутствие в языке у мегленорумын ротацизма? Известно, что в диалекте Бихора, как, впрочем, и в соседнем ему регионе Заппадных Румынских гор, наличествует ротацизм.

Теория, противоположная гипотезе Денсусяну, была предложена С. Пушкариу. Ее позднее подхватил и обогатил новыми данными Т. Капидан.

В концепции С. Пушкариу мегленорумыны имеют южнодунайское происхождение. Они принадлежат группе румын с юга Дуная, названной им “восточными румынами” , в которую входят по своему происхождению и арумыны (противопоставленные истрорумынам, входящим в группу “западных румын” ) . Территория проживания этих румын в период общерумынского языка располагалась на севере от линии Жиречека, между Дунаем и Балканами, где проживали и предки арумын. Таким образом и мегленорумыны не являются автохтонным населением в местах современного проживания.

Общее происхождение мегленорумын и арумын подтверждается некоторыми лингвистическими чертами мегленорумынского, идентичными в определенной степени арумынским. С. Пушкариу уделяет особое значение четырем из них: - велярный c перед e, i переходит в t : арум., мгл. ter < лат. coelum ; - велярный g перед e, i переходит в d (в мегл. d>z ) : арум. fudi , мгл. fuzi < лат. fugit ; - сохранение n в una < лат. una , неопр. артикле (арум., мгл. una feata ) , арум. gran , мгл. gron < лат. granum ; - палатализация n перед i -финальным: арум., мгл. oamin’ , bun’ , арум. tu adun ’, мгл. tu dun’ и т.д.

Перечисленные особенности присутствуют только в латинских элементах румынского языка, откуда следует вывод о том, что все они появились до начала контакта румын со славянами. Они представляли собой региональные черты общерумынского языка на северо-востоке Балканского полуострова, где проживали “восточные румыны” , предки современных арумын и мегленорумын.

Теорию С. Пушкариу подхватил в основных ее чертах Т. Капидан. Он отметил, что особенности, сближающие мегленорумынский с арумынским, качественно и количественно более значимы, чем черты, общие для мегленорумынского и дакорумынского. Те лингвистические явления, которые рассматривал Пушкариу, достаточны для доказательства выхода мегленорумын с той же территории, на которой формировался и диалект арумын. Вывод, который делает Т. Капидан, состоит в том, что мегленорумыны “должно быть проживали когда-то на территории, населенной южными румынами ” Сходства между мегленорумынским и дакорумынским диалектами, приведенные О. Денсусяну в качестве подтверждения своей гипотезы о северно-дунайском происхождении мегленорумын, рассматриваются Т. Капиданом как вторичные, не имеющие особого значения. Они объясняются тем фактом, что предки современных мегленорумын продолжали проживание на северо-востоке Балканского полуострова до XII-го или XIII-го веков, т.е. находились в контакте с дакорумынами и будущими истрорумынами уже после отделения от этой общности арумын. На основании общего для мегленорумынского диалекта фонетического явления - перехода a, i в o (в mona, ponza и т.п.) - Т. Капидан намечает путь, по которому предки этой группы румын перемещались до Меглена. Перейдя через Балканы, они на продолжительное время остановились в западной части Родоп, где соседствовали с болгарами, из языка которых и заимствовали вышеописанное фонетическое явление, которое не присутствует ни в одном другом из болгарских говоров.

Переход a, i в o в мегленорумынском, как отмечает Т. Капидан, освещает еще две важных проблемы, связанные с мегленорумынской проблематикой: время их перехода на юг и возможность какого-либо смешения с печенегами. Болгарская диалектология показала, что в говорах на Родопах, повлиявших на мегленорумынский диалект, произношение a (ъ) под ударением как o (oa ) относится к периоду после XII-го века. Из этого можно заключить, что мегленорумыны, которые встретились с болгарами на Родопы, спустились в Меглен в XII-м веке или позднее. В это время в Меглене находилось исключительно болгарское население и следовательно какое-либо смешение мегленорумын с печенегами не представляется возможным.

Теория С. Пушкариу и Т. Капидана в основе своей была поддержана большинством лингвистов. С ней согласуется в большинстве моментов и гипотеза А. Филиппиде и А. Росетти, которые поддерживают идею представления мегленорумын в качестве арумынской ветви. Такая точка зрения основана на общих лингвистических чертах арумынского и мегленорумынского диалектов. По мнению А. Филиппиде мегленорумынский является поддиалектом арумынского. С такой постановкой вопроса соглашается и И. Котяну.

О происхождении истрорумын были выдвинуты различные мнения, связанные с соответствующими подходами к рассмотрению проблемы формирования румынского народа и румынского языка в целом. В процессе полемики особо выделились две принципиальных теории, противопоставленные друг другу и до сих пор находящие своих сторонников в ученой среде.

Первая теория принадлежит О. Денсусяну и определяет истрорумын как потомков дакорумын юго-западной части дакорумынской территории (Банат, Западные Румынские горы, Бихор) . Истрорумынский диалект, отделившийся сначала от дакорумынского как субдиалект, затем развивается в самостоятельный диалект. Аргументация О. Денсусяну носит лингвистический характер и базируется на совпадениях истрорумынского с говорами Баната и юго-западной Трансильвании: - сохранение непалатализованных губных: ир. pitcor, bire, fikot, vis, mil’e (исключение составляют три слова: kl’ept, tsoptir, mn’ie ) - друм. (Баната и Ю. -З. Трансильвании) picior, bine, ficat, vis, mie ; - некоторые специфические фонетизмы: ир. zozet “ deget ” , ир. tsoptir “prieten ” , ир. skont “scaun ” - друм. (Банат и Трансильвания) zezot, zezet , друм. (Трансильвания западная и юго-западная) tsapton, друм. (Западная Трансильвания) skaund ; - ротацизм (ир. bire, bur - друм. bire, bur ) ; - образование кондиционала настоящего времени с помощью вспомогательного глагола a vrea в имперфекте и инфинитива: ир. res, rei, re , ren, rets, re [canta] - друм. (Банат) res, rei, re, rem, rets, re [cinta].

Вывод напрашивается сам собой: “Описанные выше соответствия кажутся достаточными для утверждения происхождения истрорумынского из дакорумынского и рассмотрения истрорумынского в качестве дакорумынского говора, перенесенного в Истрию румынскими колонистами из Баната и юго-западной Трансильвании” .

По мнению Денсусяну истрорумыны представляют собой несколько пластов дакорумынского населения из различных эпох. В процессе своей продолжительной миграции на юг предки истрорумын столкнулись на территории Сербии с арумынами, от которых и заимствовали палатализацию в словах kl’ept, tsoptir и mn’ie.

Что касается эпохи, в которую произошло данное отделение истрорумын от дакорумын, Денсусяну относит ее к периоду до XIII-го века, т.к. истрорумынский сохраняет группы cl’, gl’ (cl’em, gl’inde) , которые в дакорумынском впоследствии перешли в палатальные смычно-взрывные k’ и g’ ( k’em, g’inda ) . Кроме того, отсутствие в истрорумынской лексике венгерских элементов предполагает, что истрорумыны отделились от дакорумын до прихода венгров, т.е. к X-му веку.

Теория О. Денсусяну о происхождении истрорумын и образовании истрорумынского диалекта быля поддержана И. Поповичем, А. Росетти, Н. Дрэгану, И. Котяну, Е. Василиу и другими учеными.

И. Попович приводит новые примеры совпадений между истрорумынским и дакорумынскими говорами Баната и юго-западной Трансильвании: - a>a (cap ) , общее для истрорумынского, зафиксировано в некоторых селах Баната и Цара Хацегулуй; - a > a (barbat) , в истрорумынском и некоторых говорах Баната; - сохранение e после губных (per) в истрорумынском и в некоторых регионах Баната; - сохранение n’ (сun’) в истрорумынском и во всем Банате; - замещение префикса des - на - res (ras) ( rescl’ide) в истрорумынском и некоторых регионах Баната и др.

Таким образом Попович абсолютно соглашается с теорией Денсусяну по всем принципиальным моментам, в том числе в вопросе о двух слоях истрорумын, один из которых содержит арумынские вплетения.

Автор второй теории, С. Пушкариу, считает, что в эпоху общерумынского языка в северной части Балканского полуострова, на территории современной Сербии, проживали “западные румыны” , потомки романского населения этой части полуострова. Они сначала составляли одну группу с дакорумынами, о чем говорят следующие свойства истрорумынского и дакорумынского диалектов: - велярный с перед e, i переходит в c : друм., ирум. cinc < лат. quinque ; - велярный g перед e, i переходит в g (> ир. j ) : друм. ginere , ир. jiner < лат. generum ; - исчезновение n : друм., ир. o < лат. una , неопределенный артикль (друм. o fata , ир. o fete ) , друм. griu , ир. grav < лат. granum ; - ротацизм: друм. (регионально) , ир. bire, bur и т.п.

Контакт “западных румын” с дакорумынами прервался достаточно рано: до проникновения венгров в Трансильванию и начала венгерского влияния в румынском языке.

Истрорумыны рассматриваются как современные потомки “западных румын” , т.е. имеют южно-дунайское происхождение.

“Nu avem nici un indiciu serios, de ordin istoric sau lingvistic, care sa ne indreptateasca a crede ca romanii apuseni ar fi venit din alte parti in regiunile unde ni-i atesta intiile documente. Stim pozitiv ca in aceste tinuturi exista odinioara o puternica populatie romana. Daca dupa un hiatus de citeva veacuri, reapare in istorie, pe aceleasi locuri, un neam care vorbea o limba romanica, este firesc ca - pina la proba contrarie - sa presupunem ca aceasta populatie continua pe cea veche” .

Исследовав совпадения между истрорумынским и дакорумынским диалектами, установленные О. Денсусяну и И. Поповичем, С. Пушкариу приходит к выводу, что они представляют собой более поздние новообразования, а возможно объясняются параллельными процессами развития или независимыми заимствованиями из одного и того же языка. Он также указывает на некоторые лингвистические факты несовпадения для истрорумынского и говоров Баната, древность которых заставляет относиться к ним особенно серьезно: ротацизм истрорумынского не присутствует в говорах Баната; банатскому d (dic) соответствует в истрорумынском z (zic) ; древние формы frapsin и scamn в Банате в истрорумынском представлены как frasir и scand .

Средневековые документы, отмечает С. Пушкариу, основываясь на исследованиях историка Сильвиу Драгомира, фиксируют присутствие в XIII-м веке достаточно многочисленного румынского населения, занимающегося в основном пастбищным скотоводством, в Далмации, а позднее в Боснии и Герцеговине, в XV-м и XVI-м веках в Словении, Каринтии, Истрии и на острове Веглия, и называют его влахами, морлаками, ускоками и чичи. Их потомками и являются современные истрорумыны.

“Западные румыны” , столь многочисленные в прошлом, подверглись процессу денационализации путем смешения со славянами, по соседству с которыми они проживали. Присутствие их на северо-западе Балканского полуострова, где сейчас мы находим только сербскохорватское население, подтверждается многочисленными топонимами явно румынского характера: Krucica (rucita) , Negrisori (negrisori) , Magura (magura) , Kormatura (curmatura) , Lacustovo (lacusta) , Kornisor (cornisor) , Kornet (cornet) , Korbovo (corb) , Ratunda (rotunda) , Peros (paros) , Taor (taur) , Durmitor (dormitor) , Cipitor (atipitor) , Visitor (visator) , Pirlitor (pirlitor) и др.

К тому же выводу приводят и антропонимы, зафиксированные в документах и даже в современной сербскохорватской ономастике: Barbat, Barbadovac (barbat) , Berbos (barbos) , Drakul, Drakulovici (dracul) , Fecor, Ficor (fecior) , Ljepurov (iepure) , Lupulovic (lupul) , Mikul (mic) , Pasarel (pasare) , Sarapa (sare apa) , Sarebire (sare bine) , Serbula (serbul) , Strimbul (strimbul) , Surdul (surdul (surdul) , Ursul, Ursulovich (ursul) , Vysinel (visin) , Zmantara (smintina) и др.

К ним прибавляются и румынские заимствования в сербо-хорватских говорах: balaura (balaur) , besika (basica) , brndusa (brindusa) , brence (brinza) , bucina (bucin) , ker, kera (cine) , carara (carare) , krbun (carbune) , glindura (ghindura) , macuga (maciula) , mamaljuga (mamaliga) , plaj (plai) , turma (turma) , urda (urda) и др.

Как следует из материала, приведенного выше, язык “западных румын” представляет все те особенности, которые мы встречаем в истрорумынском: ротацизм (срб. -хв. ker, kera (“cine” ) , афереза а- (Cipitor ) , e после губных согласных (Peros) , палатализация l (Ljeporov ) , группа согласных gl’ (срб. -хв. glindura < gli’indura) и т.п.

Теория С. Пушкариу о происхождении истрорумын поддерживается многими учеными (Т. Капидан, А. Прокопович, С. Драгомир, и др.) . С критикой ее выступил А. Росетти. В основе своей идея Росетти сходна с теорией О. Денсусяну. Однако им были высказаны и некоторые новые рассуждения. Признавая истрорумынский дакорумынским наречием, Росетти уточняет, что невозможно все же точно определить, в каком конкретном месте от дакорумын отделились предки истрорумын, т.к. дакорумынский был распространен как на юге от Дуная (в Сербии) , так и на севере. Отделение предков истрорумын от дакорумын произошло до XIII-го века, т.к. венгерское влияние в дакорумынском начинается с этого периода, а истрорумынский не затронут им. Население, отделившееся от дакорумын и осевшее в Истрии и Веглии, в языке которого присутствует ротацизм, позднее смешалось с дакорумынами, говорящими на языке с особенностями, которые мы находим сейчас в Банате и Цара Хацеулуй. Так можно объяснить слова, незатронутые ротацизмом, и некоторые лингвистические явления, характерные для этой местности.

Между теорией С. Пушкариу и концепцией О. Денсусяну в варианте А. Росетти, существуют точки соприкосновения. Оба ученых, на основании наличия общих лингвистических особенностей, считают, что истрорумыны формируют одну группу с дакорумынами, противопоставленную арумынам и мегленорумынам. Оба признают, что на дакорумынском говорили (и до сих пор говорят) на юге от Дуная. На одинаковой позиции они стоят, говоря о времени разрыва связей между истрорумынами (или их предками: “западными румынами” ) и дакорумынами. Оба согласны с тем, что истрорумыны являются потомками средневековых влахов с севера Балканского полуострова. Расхождения в точках зрения авторов появляются при трактовке лингвистического материала, на базе которого они делают свои выводы.

Е. Петрович внес коррективу в теорию происхождения истрорумын С. Пушкариу. Обработав некоторые выводы Ф. Миклошича, О. Денсусяну, С. Пушкариу и Т. Капидана, он продемонстрировал, на базе фонетических особенностей, что древние славянские элементы в истрорумынском имеют болгарский, а не сербскохорватский характер: - общеславянские группы согласных *tj, (kt) > сбх. k’ , c, c ; praca / бг. st ; prasta - ир. prast’e (друм. prastie , арум. proaste, praste ) ; *dj > сбх. g, g, d : meda / бг. zd ; mezda , (ср. друм. mejdie , нет примеров для истрорумынского) ; - общеславянский *о () > сбх. u: sudac / бг. o : sodьсь - ирум. sand et “judecator” , ср. dobandi , tampi и др.

- общеславянский *e > сбх. e : hren / бг. ea : hren - ирум. hren (<hrean) , ср. neveste, vreme и т.п.

Поскольку граница между сербскохорватским и болгарским языками, отмеченная изоглоссой st, zd, почти везде совпадает с политической границей Болгарии и Югославии, Е. Петрович, следуя за Ф. Миклошичем, делает вывод о происхождении истрорумын, потомков “западных румын” , с территории восточнее этой изоглоссы, где был распространен болгарский язык. Поэтому присутствие топонима Pester “pesteri” с болгарской фонетической структурой на юго-западе Сербии, должно объясняться его румынским происхождением. Это топонимическое название было дано соответствующей местности “западными румынами” в Средние века, в период их переселения с северо-востока Балканского полуострова на северо-запад.

Как следует из вышеизложенного, проблема истрорумынских истоков, как, впрочем, и другие, связанные с южно-дунайской диалектологией, остается пока открытой. Теории, существующие в современной науке, имеют в качестве основы различные, неподтвержденные окончательно гипотезы, и поэтому не могут основательно объяснить некоторые лингвистические аспекты в рассматриваемых диалектах. В связи с этим ни одна из них не была единодушно принята учеными и полемика по этому вопросу продолжается.

Для решения проблемы статуса южнодунайских диалектов требуется разграничить, с одной стороны, понятия “язык” и “диалект” , и, с другой стороны, понятия “диалект” и “наречие” , или “говор” . С генетической точки зрения, т.е. в рамках сравнительно-исторического языкознания, все родственные языки могут рассматриваться в качестве диалектов. Так провансальский и французский в исторической лингвистике могут быть названы двумя диалектами одного и того же языка. Двусмысленной является терминология для первобытнообщинного строя: говорят как о диалекте племени, так и о языке племени. Это естественно, если принять во внимание, с одной стороны, насколько относительны понятия языка и диалекта в исторической лингвистике, и, с другой стороны, возможность различных подходов к объединению языков обсуждаемой эпохи.

Кроме терминов “язык” и “диалект” существуют понятия “говор” и “наречие” , по-разному определяемые в различных работах. Некоторые считают понятие “наречие” более узким по отношению к понятию “диалект” , употребляя последнее в обоих значениях. Другие понимают термин “диалект” в качестве промежуточного между “наречием” и “говором” понятия. Таким образом, нельзя не заметить всей относительности основной терминологии в диалектологии.

Применительно к румынской диалектологии говорят о мунтянском, молдавском, банатском диалектах, и наряду с этим о диалекте севера Молдовы, юга Ардяла. При таком подходе к понятию диалекта, что представляют собой языки мегленорумын, истрорумын и арумын, являющиеся предметом данной работы?

В лингвистике предлагались различные критерии для разграничения понятий языка и диалекта: лингвистические (структурно-генетический, критерий понимания) , экстралингвистические (критерий подчинения, историко-политический, критерий переходных звеньев, критерий воли и сознания говорящих, функциональный) . Трудно и практически даже невозможно сформулировать универсальный критерий для разрешения стоящей перед нами проблемы, т.к. лингвистические реалии очень вариативны и, кроме того, часто усложняются внелингвистическими факторами.

Что касается румынской проблематики, то до сих пор большинством румынских лингвистов признается существование четырех румынских диалектов. Но, как будет показано ниже, в подобном подходе существует несколько значительных противоречий. Прежде всего охарактеризуем основные критерии, используемые при разграничении понятий диалект и язык и постараемся проанализировать их на румынской тематике.

1. Структурно-генетический критерий Суть данного критерия состоит том, что диалекты происходят из одного и того же языка, имеют общий генезис и, в следствии этого, одинаковую фонетическую, грамматическую и лексическую структуру. Таким образом, на основании общего происхождения дакорумынского, арумынского, мегленорумынского и истрорумынского наречий из одного праязыка - балканской латыни (или romana comuna, т.е. общерумынского языка, существовавшего, по мнению некоторых лингвистов, до выделения из него четырех групп румын) , можно смело говорить о том, что эти четыре лингвистических единства являются диалектами одного и того же языка. На первый взгляд данный подход кажется неоспоримым, но, как будет показано ниже, он не может быть взят за универсальный в решении стоящей перед нами проблемы и лишь проводит черту, отделяющую родственные, т.е. принадлежащие одной семье, языки и их подразделения, в среде которых проблема статуса языка и диалекта может вообще ставиться, от наречий, не состоящих между собой в родстве, т.е. исключенных из сферы отношений “язык-диалект” .

2. Критерий понимания Казалось бы, есть очень простой способ для отграничения языка от диалекта: если говорящие понимают друг друга, тогда речь идет о двух диалектах одного языка; если же понимания не происходит, то перед нами два различных языка. Часто этот подход помогает в разрешении поставленной проблемы. Но иногда, в частности в случае с рассматриваемыми нами диалектами, лингвистическая реальность настолько сложна, что и этот критерий не может служить универсальным, что будет показано ниже.

3. Критерий промежуточных звеньев Замечено, что переход от одного диалекта к другому происходит постепенно, т.е. существуют так называемые зоны перехода, жители которых говорят на смешанном диалекте, имеющем черты двух или более соседних диалектов.

Отметим сразу, что диалекты, рассматриваемые в данной работе, являются абсолютно изолированными друг от друга и говорить о “промежуточных звеньях” в этой связи не представляется возможным. Но приверженцы идеи о существовании четырех румынских диалектов находят пути к обходу этого положения. Так Р. Тодоран разделяет все диалекты на две группы. К первой группе относится большинство диалектов, составляющих территориальное единство и подпадающих под критерий “переходных звеньев” . Такие диалекты Р. Тодоран называет “типичными” . Им противопоставлены диалекты второй группы, в которую входят, по мнению этого лингвиста, и южнодунайские румынские диалекты, изолированные и не ставшие, тем не менее, отдельными языками. Они названы Р. Тодораном “атипичными” и применительно к ним критерий “промежуточных звеньев” не рассматривается. Логика данных рассуждений ясна, но неясным кажется вопрос, что первично в этой теории и что вторично? Что мы пытаемся выяснить: критерий для определения статуса языка арумын, истрорумын и мегленорумын, или критерий, во что бы то ни стало доказывающий, что мы в данном случае имеем лишь диалекты, хотя бы и нетипичные, но ни в коем случае не отдельные языки?

4. Критерий принадлежности к одному государству Ввиду того, что границы языков часто на практике совпадают с границами государств, можно было бы заключить, что для того, чтобы говорить о различных языках, нужно указать на существование различных государств. Конечно, образование какого-либо государства способствует превращению диалекта в язык. Но отсюда не следует тот вывод, что не существует языка без соответствующего государства. С критикой данного критерия выступает румынский ученый А. Граур. Позднее мы вернемся к спору этого ученого со своими научными противниками.

5. Критерий воли и сознания говорящих Суть данного критерия состоит в том, что лингвистам необходимо считаться с правом носителей какого-либо говора считать свой язык диалектом того или иного языка. Например, установлено, что жители района Грошек в Голландии и региона Краненбурга в Германии говорят на одном и том же диалекте. Но голландцы считают, что они говорят на голландском диалекте, а немцы - на немецком. И в данном случае лингвистика не в праве определить сложившуюся лингвистическую ситуацию каким-либо иным путем. Отметим, все же, что для разрешения проблемы “язык или диалект” относительно рассматриваемых нами говоров данный критерий не может быть определяющим: во-первых, если принять во внимание низкий культурный уровень носителей интересующих нас лингвистических единств, а во-вторых, учитывая тот факт, что, пожалуй, никто никогда и не спрашивал у данного населения, кем оно себя считает и на каком языке говорит.

6. Функциональный критерий Данный критерий используется в основном противниками определения южнодунайских наречий в качестве языков. В подтверждение этой мысли указывается на отсутствие у данного народа школ с преподаванием на родном языке, развитой культуры, литературы и науки. Стоит все же отметить присутствие начал развития литературы и культуры на арумынском (см. ниже) . Но это не мешает, например, румынскому лингвисту Д. Макре говорить, что словацкий, голландский, немецкий - это языки, т.к. они “выполняют все функции национального языка: используются в школе, в прессе, администрации, на радио, в литературе, науке и т.п. Говорящие на этих языках сформировались в самостоятельные нации со своей политической и государственной организацией. Арумынский, мегленорумынский и истрорумынский не развились в национальные языки, а говорящие на них не создали государственных организаций, которые могли бы обеспечить развитие этих языков” . Затем тот же автор пишет: “Не стараясь установить универсальный критерий, считаем, возможным утверждать, что диалект становится самостоятельным языком, когда приобретает функции национального или общего литературного языка, т.е. тогда, когда начинает использоваться в качестве языка администрации, прессы, литературы, науки и т.п. Это возможно, в целом, только в собственной государственной организации говорящих на соответствующем наречии” . Таким образом, если бы арумыны, мегленорумыны и истрорумыны” образовали собственные государственные организации, мы говорили бы, вероятно, о 3-х самостоятельных по отношению друг к другу и к дакорумынскому языках” . О критике данного подхода к решению проблемы “язык или диалект” будет сказано ниже.

В 1955 году академик А. Граур в своем труде по общей лингвистике поднимает проблему статуса южнодунайских диалектов. В главе, посвященной рассмотрению понятия диалект, он основательно анализирует все предложенные до сих пор критерии разделения понятий “язык” и “диалект” и пытается применить их к конкретному лингвистическому материалу. Пройдем коротко по пути рассуждений румынского ученого.

Рассматривая структурно-генетический критерий, суть которого состоит, как показано выше, в том, что диалекты происходят из одного и того же языка, имеют общий генезис и, вследствие этого, одинаковую фонетическую, грамматическую и лексическую структуру, он указывает на противоречия, возникающие при подобном рассмотрении проблемы. На основании общего происхождения дакорумынского, арумынского, мегленорумынского и истрорумынского наречий из одного праязыка - балканской латыни (или romana comuna) , можно, опираясь на данный критерий, говорить о том, что эти четыре лингвистических единства являются диалектами одного и того же языка. Но, как справедливо отмечает А. Граур, такая аргументация не имеет никакой научной ценности: как известно, индоевропейский праязык в процессе своего развития разделился на множество наречий, среди которых греческий, индийский, иранский, армянский, латинский, кельтский, германский, славянский и другие. Безусловно, в момент распадения эти наречия представляли собой индоевропейские диалекты. Но никто ведь не осмелится сегодня говорить, что греческий - это диалект латинского языка или наоборот. Точно также невозможно называть английский диалектом немецкого языка, а чешский - диалектом болгарского. Общее происхождение этих языков из единого ствола неоспоримо, но в какой-то определенный момент в их развитии дифференциация стала столь значительной, что уже невозможно было говорить о диалектах, но о независимых родственных языках. Испанский, провансальский, сардинский, итальянский языки были когда-то диалектами латыни, но сегодня это языки в полном смысле этого слова. Поэтому генетический критерий (т.е. простое утверждение общего происхождения языков) , по мнению Граура, не может провести черту между понятиями языка и диалекта, а именно этот вопрос и стоит перед нами при рассмотрении статуса южнодунайских румынских диалектов. Как родственные языки, так и диалекты одного и того же языка имеют общее происхождение. Для ответа же на вопрос о статусе того или иного наречия необходим критерий, позволяющий определить, при какой стадии дифференциации диалекты перестают быть диалектами и получают право называться самостоятельными родственными языками. “Общее происхождение - это то, что объединяет наречия; нам же необходим критерий, который отделял бы их друг от друга.” Отдельно рассматривает Граур структурный критерий, в соответствии с которым два наречия, имеющие одинаковый основной лексический фонд и одинаковую грамматическую структуру являются двумя диалектами одного языка. Если же их основной фонд и грамматическая структура различны, то мы имеем дело с двумя разными языками. Может сначала показаться, говорит ученый, что найден, наконец, критерий лингвистического характера. Но ведь основной лексический фонд и грамматическая структура диалекта тоже сходны с основным лексическим фондом и грамматической структурой языка, которому он подчиняется. С другой стороны, даже два различных языка, происходящие из одной языковой семьи, совпадают в большей части основного лексического фонда и грамматической структуры. Поэтому для решения проблемы разграничения языка и диалекта нам необходим критерий, определяющий не то, насколько близки друг другу какие-либо языковые единства, но, напротив, степень дифференциации между ними, позволяющую уже говорить о независимых языках.

Критерий понимания тоже нельзя превращать в универсальный критерий, как показывает в своей работе А. Граур. Разница между диалектами одного и того же языка иногда бывает настолько значительной, что говорящие на них могут не понимать друг друга. Такая ситуация сложилась между южными и северными итальянскими диалектами, между диалектами различных областей Франции и Германии. С другой стороны, русский, белорус и украинец прекрасно понимают друг друга, говоря на своих родных языках. Казахский и киргизский считаются различными языками, но казах понимает киргиза, который говорит на своем языке. Можно привести и другие примеры понимания для различных языков. А. Граур указывает также на существование смешанных языковых зон. Известно, что обычно не существует резкого перехода от одного диалекта к другому, но этот переход происходит постепенно. Поэтому почти всегда жители одной деревни понимают жителей соседнего населенного пункта, хотя бы он и находился в другой языковой зоне. Возможна даже ситуация, что говорящие на одном и том же диалекте жители сел, расположенных на противоположных границах этого диалекта, не понимают друг друга, но прекрасно понимают говорящих на другом диалекте жителей соседнего села. “Таким образом, иногда критерий понимания не может позволить однозначно сказать, что перед нами два диалекта одного и того же языка. Тем более не представляется возможным считать данный критерий за определяющий при разграничении языка и диалекта” .

Противоречие критерия промежуточных звеньев состоит в том, как пишет А. Граур, что подобное явление наблюдается и в противоположной ситуации. Например, невозможно провести определенной границы (т.е. нельзя сказать, что в определенном месте прекращается один язык и начинается другой) между русским и белорусским, французским и итальянским, болгарским и сербским языками. Однако это не мешает нам признавать, на основании других данных, что мы имеем дело с независимыми языками. Таким образом и этот критерий не подходит на роль универсального при рассмотрении вопроса о статусе того или иного наречия, в том числе и южнодунайских, рассматриваемых в данной работе, тем более что эти диалекты находятся на разделенных между собой территориях и население, на них говорящее, не контактирует между собой.

Особое место занимает в рассуждениях Граура критика критерия принадлежности к одному государству. Он отмечает, что неукоснительно следуя точке зрения о возможности существования языка только при одновременном существовании государства, можно прийти к выводу о том, что до конца периода феодализма мир не знал языков, но лишь диалекты. Как быть тогда в тех случаях, когда нации на пути своего развития перескакивали через период феодализма, а иногда и через буржуазную эпоху?

Кроме того, государства могут и исчезать в результате исторических событий. Что в таком случае происходит с их языками?

Обратим внимание и на другой факт: Тодоран, рассуждая на эту тему, выбирает в качестве примеров только диалекты, родственные официальному языку государства, в котором живет население, на них говорящее. Что же делать с бретонским, баскским языками во Франции, которые не используются в школе, администрации, не служат официальным языком ни одного государства? Тоже самое относится к ирландскому языку в Великобритании, не говоря уже о языках колоний. Правильным ли будет на основании данного критерия называть их диалектами и отказывать в статусе языков? В таком случае, диалектами какого языка они являются? Не нужно забывать, как справедливо отмечает А. Граур, что диалект - это, прежде всего подразделение, ветвь языка, а в случае с баскским языком мы не имеем ни одного способа установить какое-либо языковое единство, которому он мог бы подчиняться как часть целому. Т. е. существуют случаи, когда мы вынуждены говорить о языках, хотя не существует соответствующего государства.

Подтверждение мысли о том, что язык нельзя соотносить с государством, можно увидеть и на основании того факта, что нередко один и тот же язык служит средством общения во многих государствах (французский в Бельгии, Швейцарии, Канаде, английский в Великобритании, США, Канаде, Австралии, немецкий в Германии, Австрии, Швейцарии и т.д.) , и наоборот, в одном государстве признаны несколько государственных языков (в Швейцарии - немецкий, французский, итальянский и ретороманский, Бельгии - французский и голландский, в Канаде - английский и французский) .

На основании сказанного выше Граур считает невозможным связывать существование языка с существованием нации и государства, добавляя, что нация - категория сравнительно современная, тогда как существование языка начинается с момента появления человечества.

Точно также не представляется возможным, по Грауру, учитывать при обсуждении статуса того или иного языка критерий культуры. Многие сторонники идеи о том, что южнодунайские румынские наречия могут рассматриваться только в качестве диалектов, исходят из того, что население, на них говорящее, не имеет экономического и культурного центра, т.к. оно не развило собственной цивилизации на родном языке, а вело свое существование “в форме объединения, главным занятием которого являлось пастбищное скотоводство, и язык его не стал более чем средством общения, адекватным его занятиям” .

Понятно, что при таком подходе смешиваются понятия языка коллектива с понятием литературного языка, которому по своему статусу и полагается быть более развитым в культурном отношении и выполнять все вышеперечисленные функции.

Продолжая свой анализ проблемы, А. Граур называет еще один критерий, который помогает иногда разобраться в вопросе, о языке или диалекте идет речь в каком-либо конкретном случае. Он называет данный критерий критерием возможности перехода. Состоит он в том, что говорящим на диалектах одного и того же языка необязательно изучать каждую особенность другого диалекта для взаимного понимания. При общении друг с другом носителей различных диалектов происходит так называемый процесс адаптации: говорящий знает, что в соседнем диалекте или в литературном языке определенный звук произносится по-другому и, чтобы достичь понимания у собеседника, применяет в известной степени это изменение своего собственного произношения. Например молдаванин, который хочет говорить на литературном языке, знает, что вместо gi он должен произносить j (jos, а не gios) , на месте dz надо говорить z, после определенных согласных надо произносить e, i, а не a, i (semn, а не samn, tine а не tine) и т.п. Конечно, не будучи специалистами по истории языка, люди делают ошибки: иногда молдаванин, который знает, что нужно изменить gi на j, может изменить его и там, где в литературном языке тоже присутствует gi, например, в словах magiun, giuvaer и т.д. и т.п. Но эти случаи в общем не отменяют правила. Важно и то, что этот процесс адаптации речи не ограничивается фонетикой, но затрагивает и некоторые случаи грамматической структуры. Молдавский писатель, который в обычном разговоре на своем собственном диалекте никогда не использует простой перфект, характерный для литературного языка, умеет заменить им на письме обычный для себя сложный перфект. То же самое можно сказать и о формах будущего времени. Случаи подобных преднамеренных замен могут встречаться и в процессе общения между говорящими на родственных языках, но здесь речь в основном идет о фонетике, а грамматическая структура изменяется реже. Следовательно, использование приемов адаптации в грамматической форме может являться доказательством того, что перед нами два диалекта одного языка. Кроме того, сами говорящие сознают, что с ними общаются на диалекте или наречии их собственного языка. Но сам Граур отмечает недостаток данного критерия, мешающий принять его в качестве универсального: он предполагает безусловное понимание говорящим наречия, с которым он приходит в контакт. Отсюда следует вывод, что обсуждаемый критерий не подходит в случае с итальянцами с севера и юга, которые не понимают друг друга (если, конечно, оба или один из них не знает литературного итальянского языка) . С другой стороны, этот критерий заставил бы нас говорить о русском, белорусском и украинском языках, говорящие на которых понимают друг друга, как о диалектах, хотя в современной лингвистике они все считаются самостоятельными языками.

Наконец, А. Граур выдвигает новый критерий, который он считает наименее противоречивым при решении поставленной перед нами задачи. Предлагая этот критерий, А. Граур рассматривает ситуацию с различными языками и диалектами одного языка, функционирующими в пределах одного государства. В случае с языками возможны два пути: они либо сохраняют свой собственный основной лексический фонд и грамматическую структуру и таким образом развиваются в соответствии со своими внутренними законами, либо один или несколько из них подавляются языком более многочисленного населения или населения, стоящего на более высокой ступени развития цивилизации. О слиянии двух независимых языков в данной ситуации не может быть речи. В случае же с диалектами одного языка обычно происходит слияние, т.е. национальный язык подчиняет себе диалекты, которые в свою очередь растворяются в нем. “Диалекты не могут составлять сумму, но лишь единство.” Поэтому диалекты одного языка, которые не соприкасаются между собой в пространстве, могут эволюционировать в различном направлении и, не будучи подчиненными единому литературному или государственному языку, могут сами развиться до стадии самостоятельных языков. Именно таким образом в процессе эволюции из единого праязыка получается языковая семья. Для современного периода истории языков характерен скорее противоположный процесс: процесс воссоединения диалектов в рамках единого национального языка.

Исходя из всего этого А. Граур формулирует новый критерий в разграничении диалектов и языков, который он называет критерием возможности слияния (или подчинения) : диалекты могут воссоединяться в рамках единого языка, в то время как языки, даже родственные, т.е. принадлежащие к одной языковой семье, объединиться не могут. Переход от диалекта к общему языку происходит путем постепенных изменений, касающихся в первую очередь фонетики, т.к. основной лексический фонд и грамматическая структура, за некоторым исключением, одинаковы. От одного же языка к другому, даже родственному, переход можно сделать только посредством скачка, т.е. через сознательное и всеобщее оставление словарного состава и грамматики одного из них и адаптации другого.

Данный критерий на первый взгляд кажется приложимым к любой ситуации, но и он, как замечает сам А. Граур, имеет свой недостаток. Диалект, имеющий возможность влиться в общий язык, остается диалектом и не может развиться в самостоятельный язык. Если же такой возможности в судьбе языка не предоставляется, то данный диалект начинает эволюционировать как независимый язык. Недостаток данного критерия и состоит в том, что он не может объективно определить, возможно ли вообще когда-нибудь какое-либо соединение рассматриваемого диалекта с общим литературным или национальным языком и от чего оно зависит. Можно было бы спросить самих носителей диалектов, каким образом осуществляется для них переход от родного наречия к общему литературному языку: путем адаптации или путем скачка. Но и в этом случае мы можем предположить, как говорит Граур, что получим различные ответы от разных представителей рассматриваемого языкового единства.

Продолжая размышления на данную тему, Граур повторяет, что диалект - понятие относительное и всегда подчиненное какому-то высшему единству - языку. Говоря же о региональных особенностях языка на территории Румынии, мы не можем использовать для их обозначения понятие диалекта, т.к. наречие, охватывающее всю страну, само является лишь дакорумынским диалектом румынского языка, противопоставленным трем другим диалектам: арумынскому, мегленорумынскому и истрорумынскому. В связи с этим говоры Молдовы, Баната, Мунтении представляют собой уже более мелкие подразделения - субдиалекты. Не будем продолжать эту цепочку дальше, т.к. понятно, что для дальнейших региональных подразделений трудно будет подобрать соответствующий термин.

Кроме того, при данном подходе к решению проблемы неясным остается, чьими же диалектами в результате считать вышеназванные четыре. Многие ученые вообще не задаются подробным вопросом, а другие уверенно отвечают, что все эти четыре диалекта представляют собой подразделения общерумынского языка, т.е. пресловутого “romana comuna” , существовавшего по разным гипотезам до X-XII века. Получается, с одной стороны, что современное население Румынии, а также Караджале, Ребряну, Эминеску и другие знаменитые румынские писатели, не говоря уже о лингвистах, защищающих подобную точку зрения, говорят и пишут не на языке, а всего лишь на диалекте, что является абсурдом. С другой стороны, язык, диалектами которого считаются четыре румынских диалекта, не существует уже почти тысячу лет. Кроме того при подобном подходе к решению проблемы смешиваются две точки зрения на проблему: синхроническая и диахроническая, т.е. современные лингвистические единства рассматриваются по отношению к некоему якобы существовавшему в далеком прошлом языку. Говоря “якобы” , имею в виду гипотетичность общерумынского языка (romana comuna) , а также полное отрицание какого-либо его существования некоторыми учеными.

К такому выводу приходит, например, сторонник Граура в подходе к определению статуса южнодунайских диалектов как языкового, Йон Котяну. Он решительно отвергает идею существования единого румынского праязыка (romana comuna) , говоря о том, что концепция его существования была “рождена из необходимости найти какое-либо единство, которому можно было бы подчинить все четыре диалекта. Как отдельный язык этот общерумынский праязык существовал лишь несколько сотен лет, т.е. до выделения из него арумынского. И ни один лингвист больше не вспоминает о romana comuna после этого момента по той причине, что дакорумынский и арумынский уже не развиваются вместе, но начинают независимое от единого ствола существование.” Опираясь на критерий подчинения, выдвинутый Грауром, Котяну считает, что восточная латынь расщепилась на три романских языка: далматинский, арумынский и дакорумынский. Из дакорумынского выделился впоследствии новый романский язык: истрорумынский. Мегленорумынский же Котяну расценивает в качестве арумынского диалекта, т.к. говорящие на нем находятся в контакте с арумынским языком и их наречие развивается в постоянной взаимосвязи с последним. Схематично этот процесс можно представить следующим образом:                 Возвращаясь к рассуждениям Граура, отметим также, что румынский лингвист считал проблему отграничения языка от диалекта политической проблемой. Если мы признаем, что какое-либо наречие стало языком, мы обязаны также признать, что население, на нем говорящее имеет право использовать его в школе, в администрации и т.д., т.е. само решать свою судьбу. Разве это не политический вопрос? От справедливого его разрешения часто зависит, в какой-то мере, целая политика многонационального государства.

Из всего сказанного выше следует, что проблема разграничения диалектов и языков не может рассмотриваться в неподвижном, замороженном состоянии, но в движении, в конкретной истории и в перспективах дальнейшего развития. Констатация общего происхождения четырех румынских диалектов (дакорумынского, арумынского, мегленорумынского, истрорумынского) и близости современных структур этих наречий друг другу, недостаточна для доказательства того, что это диалекты одного и того же языка. Нужно помнить об условиях, в которых развивался каждый из названных говоров и выяснить, имеют ли они какую-либо перспективу для соединения в общий национальный язык.

Итак, что же представляют собой четыре румынских наречия, являющихся предметом данной работы? Вернемся к этому вопросу после описания современного их состояния.

(по материалам книги “Dialectologie romana” , Bucuresti, 1977)

a самый открытый гласный заднего ряда.

d африката зубная звонкая фрикативный межзубный звонкий фрикативный межзубный глухой

eе открытый

е гласный среднего подъема передне-среднего ряда, между а и е

фрикативный велярный звонкий

l латеральный велярный

l латеральный палатальный

n назальный палатальный

оо открытый

r вибрант апикальный с сильной вибрацией r увулярный

y фрикативный палатальный звонкий, парный глухому h’

. (под гласными) закрытый тембр (под гласными) открытый тембр (под гласными) обозначает, что гласный составляет часть дифтонга  

Итак, перед нами три романских, наречия, традиционно называемых южнодунайскими диалектами румынского языка. Рассмотрим еще раз, какая же связь существует между ними и румынским языком в современном понимании этого термина.

Откроем работу по румынской диалектологии на странице с оглавлением. Мы увидим, что книга разделена на четыре основных раздела, в каждом из которых рассматривается один из четырех диалектов румынского языка: дакорумынский, арумынский, мегленорумынский и истрорумынский. Причем дакорумынский представляет собой комплекс из еще более мелких лингвистических подразделений, названных поддиалектами (молдавский, банатский, кришанский, марамурешский, мунтянский) . С одной стороны, такая структура работы предполагает безусловную равноправность всех перечисленных диалектов по отношению друг к другу. Это соответствует той исторической и лингвистической реальности, в которой данные языковые комплексы находятся. Общее происхождение дакорумынского, арумынского, мегленорумынского и истрорумынского “диалектов” практически не подвергается сомнению. Близость фонетических, морфологических, грамматических и лексических структур также очевидна. Хотя заметим в этой связи, что каждое из рассматриваемых наречий имеет свой индивидуальный облик, проявляющийся на всех языковых уровнях, в том числе и грамматическом, что характерно уже для родственных языков, в противоположность диалектам одного языка отличающимся в основном на уровне фонетики и лексики и имеющим общую грамматическую структуру. Поставим под сомнение и понимание говорящими на данных языках-диалектах друг другом. Нельзя не заметить тенденциозности сторонников идеи о диалектальном статусе рассматриваемых наречий в подборе текстов для иллюстрации критерия понимания. В дополнение ко всему, вспомним об отсутствии какого-либо контакта между населениями, носящими рассматриваемые наречия, по крайней мере на протяжении последних восьми-девяти веков. Наконец, современная география языков арумын, мегленорумын и истрорумын позволяет нам предположить, что они уже не имеют какой-либо даже теоретической перспективы объединения в рамках общенационального литературного языка.

Таким образом, складывается уникальная по своей противоречивости ситуация. Четыре независимых друг от друга языковых комплекса объединяются в рамках общерумынской диалектологии и называются диалектами румынского языка. Что же представляет собой на современном этапе этот румынский язык, состоящий из дакорумынского, арумынского, мегленорумынского и истрорумынского диалектов. Очевидно, это не язык, на котором говорят в современной Румынии, т.к. в этом значении в диалектологии используется понятие “дакорумынский диалект” . Это противоречие чувствуют и румынские лингвисты. И проблему предлагают решить различными способами. Первый из них - ввод понятия общерумынского языка (romana comuna) , существовавшего на Балканском полуострове до выделения из него арумынской ветви, т.е. примерно до XI-XII веков. Таким образом, четыре романских наречия объявляются диалектами этого вышеназванного общерумынского языка и тем самым современный их статус оказывается зависящим от исторически удаленной лингвистической сущности. Отсюда и происходит термин “южнодунайские румынские диалекты” , хотя значение понятия “румынские” в данном случае не комментируется. В таком виде проблема и представляется в общероманской лингвистике. Неспециалист в области румынской диалектологии уже не знает о двоякости понятия “румынский” , и таким образом языки арумын, мегленорумын и истрорумын, по всем параметрам независящие от современного румынского языка и не входящие с ним в отношения “язык-диалект” , превращаются в официальные его “диалектальные подразделения” .

Но некоторые ученые - защитники идеи о “южнодунайских румынских диалектах” делают еще более категоричные и, пожалуй, далекие от научных заявления. Например, Д. Макря, опираясь в своих рассуждениях на функциональный критерий, исходит из положения о том, что, употребляющиеся только в кругу пастухов, ведущих периферийный образ жизни, не принимающих никакой роли в жизни государства, в котором они живут, не имея в то же время и своей собственной политической и культурной жизни, арумынский, мегленорумынский и истрорумынский представляют собой лишь “документы” истории румынского народа. В связи со своей неразвитостью, архаичным характером и функциональностью, не выходящей за рамки обслуживания ограниченного круга патриархального сельского населения, они не могут считаться самостоятельными, независимыми языками. И лишь дакорумынский диалект смог подняться на уровень языка литературы, культуры, обслуживать разнообразные интересы нации, употребляться в администрации, школе, науке и т.д. Арумынское, мегленорумынское и истрорумынское наречия остались лишь фрагментами прошлого румынского языка, хотя и употребляются веками вне границ Румынии и уже не имеют перспектив слиться в каком-либо национальном языке. И хотя Д. Макря не завершает свои размышления прямолинейным заявлением о том, что на основании всего сказанного три южнодунайских наречия являются диалектами современного румынского языка, весь смысл рассуждений сводится именно к этому.

Да, Макря прав в том, что языки арумын, мегленорумын и истрорумын не достигли уровня общенационального литературного языка, который по определению является многофункциональным, обслуживает всевозможные интересы нации, используется в качестве языка администрации, школы, культуры, науки, радио и телевидения. Прав он и в том, что всеми этими качествами обладает современный румынский язык. Но из этого совсем нелогично делать выводы о подчинении трех южнодунайских наречий румынскому. В данном подходе смешиваются понятия литературного языка и языка коллектива или диалектального языка.

Собственно, проблема арумынского, мегленорумынского и истрорумынского языков состоит не в терминологии, но в принципиальном подходе к их положению в лингвистике и методологии исследований, непосредственно связанной с решением вопроса об их статусе. Ведь ограничивая арумынский, мегленорумынский и истрорумынский рамками румынской диалектологии, мы делаем их недоступными для рассмотрения в кругу проблем общероманского языкознания. Между тем, они являются документами истории не только румынского языка и народа, но и ценным материалом для изучения этапов эволюции народной латыни на Балканах.

Поэтому есть одно очень легкое и вполне логичное решение стоящей перед нами проблемы: пересмотреть статус южнодунайских романских наречий. Ведь нет фактов, противоречащих рассмотрению их в качестве независимых романских языков, формирующих вместе с румынским балканороманский языковой ареал. И тогда дальнейшей методологией исследований должно стать составление лингвистических атласов их распространения, организация лингвистических экспедиций, написание дескриптивной и исторической грамматики, изучение фактов разнообразных лингвистических и экстралингвистических влияний на процесс эволюции языка и т.п. И эта задача представляется очень насущной для современной лингвистики, т.к. все три южнодунайских языка находятся на стадии своего постепенного исчезновения (особенно это относится к истрорумынскому) и в скором времени лингвисты могут оказаться у “закрытых дверей” , не найдя романское наречие там, где еще сегодня его можно застать.

Trayan Cantemir, Texte istroromane , Bucuresti, 1959.

Th. Capidan , Arominii. Dialectul aroman. Studiu lingvistic , Bucuresti, 1932.

Th. Capidan , Meglenoromanii, I, Istoria si graiul lor , Bucuresti, 1925.

Th. Capidan , Meglenoromanii, II, Bucuresti, 1928.

Th. Capidan , Farserotii. Studiu lingvistic asupra romanilor din Albania , in Dacoromania, Buletinul “Muzeului limbei Romane” , Cluj, VI, 1929-1930.

Th. Capidan , Limba si cultura, Bucuresti, 1943.

Th. Capidan , Romanitatea balcanica, Bucuresti, 1936.

Th. Capidan , Macedoromanii. Etnografie, istorie, limba, Bucuresti, 1942 .

Th. Capidan, Limba si cultura, Bucuresti, 1943.

Th. Capidan, Romanismul balcanic, in “Revista filologica” , I, 1927, nr. 1-2.

B. Cazacu , Studii de dialectologie romana, Bucuresti, 1966.

Matilda Caragiu Marioteanu , Compendiu de dialectologie romana (nord- si sud-dunareana ) , Bucuresti, 1975.

Matilda Caragiu Marioteanu , Fono-morfologie aromana. Studiu de dialectologie structurala , Bucuresti, 1968.

I. Coteanu , Cum dispare o limba (istroromana) , Bucuresti, 1957.

I. Coteanu , Criteriile de stabilire a dialectelor limbii romane , in Limba romana, VIII, 1959, nr. 1.

I. Coteanu , Si totusi istroromana este limba!, in Studii si cercetari lingvistice, IX, Bucuresti, 1958, nr. 3.

I. Coteanu , Morfologia numelui in protoromana (romana comuna) , Bucuresti, 1969.

I. Coteanu , Elemente de dialectologie a limbii romane , Bucuresti, 1961.

Stolnicul C. Cantacuzino, Istoria Tarii Pumanesti, in Cronicari munteni. Ed. de M. Gregorian, I, Bucuresti, 1961.

Ovid Densuseanu , Histoire de la langue roumaine , I, Les origines, Paris, 1901.

Ovid Densuseanu , Istoria limbii romane , I, Originile, Bucuresti, 1961.

Ovid Densuseanu, Graiul din tara Hategului, Bucuresti, 1915.

C. Daiconiciu , Originea poporului roman dupa cele mai noi cercetari , in Unitate si continuitate in istoria poporului roman, Bucuresti, 1968.

S. Dragomir , Vlahii din nordul Peninsulei Balcanice in evul mediu , Bucuresti, 1959.

Radu Flora, Despre stadiul actual al istroromanei. Contributia geografiei lingvistice la chestiunea stabilirii pozitiei graiurilor istroromane fata de dacoromane , in Fonetica si dialectologie, Bucuresti, IV, 1962.

Al. Graur , Studii de lingvistica generala , Bucuresti, 1960.

C. C. Giurescu si Dinu C. Giurescu , Istoria romanilor, I, Bucuresti, 1975.

Liliana Ionescu-Ruxandoiu , Probleme de dialectologie romana , Bucuresti, 1973; ed. a IIa, 1976.

I. Iordan si M. Manoliu, Introducere in lingvistica romanica, Bucuresti, 1965.

I. Iordan, Lingvistica romanica. Evolutie. Curente. Metode, Bucuresti, 1962.

August Kovacek , Descrierea istroromanei actuale , Bucuresti, 1971.

D. Macrea , Probleme de lingvistica romana , Bucuresti, 1961.

D. Macrea , Despre dialectele limbii romane, in Limba romana , V, 1956, nr. 1.

D. Macrea , Citeva precizari in legatura cu problema dialectelor limbii romane , in Limba romana, V, 1956, nr. 4.

G. Murnu , Istoria romanilor din Pind. Vlahia Mare. 980-1259. Studiu istoric dupa izvoare bizantine, Bucuresti , 1913.

I. Patrut , Studii de limba romana si slavistica, Cluj, 1974 .

Tache Papahagi , Dictionarul dialectal aroman, general si etimologic , ed. I, Bucuresti, 1963; ed. a II-a augmentala, Bucuresti, 1974.

Pericle Papahagi, Basme aromane , Bucuresti, 1905 .

Pericle Papahagi, Din literatura poporana a aromanilor , I, Bucuresti, 1900 .

Pericle Papahagi, Meglenoromanii, I-II , Bucuresti, 1902.

Emil Petrovici , Studii de dialectologie si toponimie , Bucuresti, 1970.

Emil Petrovici, Problema limitei sud-vestice a teritoriului de formare a limbii romanesti , in “Limba romana” , Bucuresti, IX, 1960, nr. 1.

Emil Petrovici, Texte dialectale , supliment la Atlasul lingvistic roman , II, Sibiu-Leipzig, 1943.

A. Philippide , Originea romanilor, II, Ce spun limbile romana si albaneza , Iasi, 1928.

Iosif Popovici, Dialectele romane , IX. Dialectele romane din Istria . I (1914) , II (1909) , Halle.

D. Protase, Problema continuitatii in Dacia in lumina arheologiei si numismaticii , Bucuresti, 1966.

Sextil Puscariu , Limba romana, I, Privire generala, Bucuresti, 1940.

Sextil Puscariu , Studii istroromane, I, Texte, Bucuresti, 1906.

Sextil Puscariu, Studii istroromane, II, Introducere. Gramatica. Caracterizarea dialectului istroroman , Bucuresti, 1926.

Sextil Puscariu, Etudes de linguistique roumaine, Cluj-Bucuresti, 1937.

Al. Rosetti , Istoria limbii romane de la origini pina in secolul al XVII-lea , Bucuresti, 1968.

Al. Rosetti , Limba sau dialect?, in Cercetari de lingvistica, I, 1956, nr. 1.

Al. Rosetti , Limba sau dialect ?, (II) , in Cercetari de lingvistica, IX, 1958, nr. 3.

Al. Rosetti , Asupra repartizarii dialectale a istroromanei, in Grai si suflet, Revista Institutului de filologie si folclor, Bucuresti, III.

R. Todoran , Cu privire la o problema lingvistica in discutie: limba si dialect , in Cercetari de lingvistica, I, 1956.

R. Todoran , Citeva observatii cu privire la problema delimitarii dintre limba si dialect , in Studia Universitatis Babes-Bolyai, 1960.

S. Puscariu , Cercetari si studii, Bucuresti, 1974 .

I. Patrut , Studii de limba romana si slavistica, Cluj, 1974 .

Gustav Weigand , Vlacho-Meglen (eine ethnographisch-philologische Untersuchung, Leipzig, 1892.

Tratat de lingvistica generala , Bucuresti, 1971.

Dialecte romane, Sibiu, 1904 .

Dialectologie romana , Bucuresti, 1977.

Istoria Romaniei. Compendiu . Sub redactia Stefan Pasca, Bucuresti, Ed. a III-a, 1974.